Про цыгана

Не в котором царстви, не в котором государстви нибольшая была дирявушка, как прикрасная долина, округ сямисот дворов, а людей уж неизвесно. Там жил змей Пакарым. Лятал и людей поядал. Вот уж в этой дирявушки осталси один старичок.

А цыгане-то, они всегда ездють по дирявням. То ворожуть, то обманывають. Вот заехал цыган в этую диревню. Хотел ночевать — и никаво ни нашел, и как раз ночивать к этыму старичку пришел.

Вот кык раз и он, змей, прилятел.

— Ну, старик, выходи, — шумнул громким голосом. Цыгану нечиво делать. Все равно пропадать. «Дай я на испуги буду ево брать!» — а сам отожмал творог, положил на полипу. (Ведь они всегда обманывають, хитрыя и бывають!)

— А хто там? — говорить.

— Ай ня знаишь, хто?

— [Нет], ешо ни знаю, што за эта птица пиредо мной— ни синица ли?

— Ох, — змей говорить, — штой-то грубо обходицца! Выходить такой чернай, страшнай, зубы-ты у нево крючькём, нос закорючкёй.

— Што ж эта ты поядаешь? — на змей [цыган] говорить. — Какой ты такой есть силач? (с ним разговаривае грубо). Змей рассерчал:

— Вот какой я силач, — берёть камень и раздавил, так он у нево засыпался.

— Тьфу, што это ты за чёрт, за силач! Берёть творог:

— Вот, силач, как вода польется!

И задумалси змей: «Я видь так сделать ни могу». Змей и говорить:

— Давай, хто сильней свисне!

Как он свиснул, с дуба листья посыпались.

А тот говорить:

— Нет, друг, это твое ни годицца! Как я свисну, — а у няво уж балда приготовлена, — завязывай глаза! Вот завязал змей свои глаза:

— Ну, свисни.

Как цыган балдой ево в лоб! У нево в ушах зазвенела.

— А если не завязать табе глаза, то они повыскакивають! Ну, видить змей, што яво ни возьметь. Давай ево на мировую сходицца:

— Ну, будь ты мне за товарища.

Поехал к няму в гости, к змею. У няво на лугу ходють быки. Он поймал одново быка и привяли ево зарезали. Сейчас освяживал ево.

Этот змей говорить:

— С ним ещо путляться!

А он [цыган] ему зачистил ножки, головку, сдернул с нево шкуру циликом. Теперь змей полятел за дровами, а он пошел за водой. Насилу стащил ношу под горой. И удумал: ведь он кожу воды не донесеть.

Взял он скрябку с собой. Вот он окопываеть колодец кругом. Змей ждал, ждал, а уж мяса в котел поклал. Прилятел:

— Што ты делаешь, товарищ?

— Хочу весь колодец окопать.

— Э, глупай какой: нам одной довол[ь]но ноши! Зацапил ноши и поволок, а этот насилу за ним дотащился. Заварили они кашу, уж начинають исть, а у нево была четверть водка. А он зацапился, цыган, ногой, ее разлил. Он [змей] говорить:

— Поди-ка там, приняси четверть водки!

— Извиняюсь я пиряд вами: как я исть захотел, выпил всю ее и закусил.

— Рад я этому, што ты выпил!

Тут змей сбегал себе, выпил четверть водки и давай закусывать — и уплел весь котел. И этот цыган ни [с]тольки пьеть и йисть, скольки на земь льеть, куски прячеть. Удивляется змей:

«Сам маленький, а прожористый: четверь выпил — ни пьян, и йисть — все не найистся!»

Вот они поели, соснули, и цыган зоветь ево домой. Змей Пакарым береть тройкю лошадей. Потом он [цыган] еде дорогою и приказывае:

— Ну, товарищ любезный, как я к тебе привык — жалко расставаться! Мои дети голодные: как я улетел, они голодные — как бы тебе ни съели! (Вот как он давень дома не был).

Едуть они на двух тройках. Ну, цыгане это увидели и бягуть отца встревать — чёрнаи, замазанныи, оборватыи!

— Ох, кабы они тебя не съели!

Нямного ни доехали — как он поднимецца, змей, да улетел! А этот мужик остался с лошадьми.

Тут приехали, жана-то обрадовалась.

— Иде ж ты, муж, был? А муж говорить:

— Э, каб ты была, ты б с одной страсти умерла!

И зачал свою рассказывать похожденья. Ужаснуласи жана:

— Как осталси ты там жив?

— Ну, старуха, страсти перенес, да ни задаром!

— А как эта тройка?

— Эта собственная моя, остаюсь хозяин ей я! Жина обрадовалася:

— Вот теперь мы поживем!

Забогатели они. Тройку продали, а эта осталась.

И вся.

 

 


...назад              далее...