Русская старина

Христов крестник

Записана там же, от той же.

Жил-был некакой мущина, была у него жена премилаа, и сбылась она берёмена, и спородила ёна сиби сына и не знае, как звать его по имени. Приходит муж в покой ею, просит ёна мужа: «Муж мой возлюбленный, надо молитва взять, надо бладеньця охрестить».— «Что-то, жона, не живут дити у меня, надо пойти кума искать, кто перво встрету попадёт, того и кумом взять». Ну, он и пошол кума искать. Попадает к нему старик встрету; ён шол с бурачком, прошащий старик. Он говорит: «Жона, нельзя кумом взять, старик-калика встриту попал». — «Пущай же до завтра», — жона скажет. Ну, опеть другой день пришол, ён опеть пошол кума искать. Опеть тот же калика встричу попал, ён опеть возвратился к жены своей. Жона говорит: «Возьми его, всё ровно, одны целовеки». Ен шол, его и позвал: «Поди, старичок, ко мни, не желаашь ли ко мни кумом?» — «Я видь оченно стар, крестник буде млад, а я буду стар. Ну, всё ровно, пущай, я иду». И пошол ён кумом. И нарекали ему имя Иев; ну, потом его окрестили в святого Иёва. Тут стали кормить-поить попа и куму (нашого старика посадили к свому бураку); по-том покормили, попоили, хрёсный отець выстал, ён поблагодарил их, подал крест золотой крестнику— такого на свети нет. И пошол с кумом-кумой попростился. Скоро сказка скажетця, не скоро дело делаетця — и ушол ён и несколько лет не бывает у них. И возрос Иов до возросту (молодец тот вырос до полного возросту) и стал говорить отцю-матери: «Аи, батюшко да матушко, был ли у меня крёстный батюшко?» Матушка ему и говорит: «Взяли калику, посадили к бураку йись, и вечно боле в избы не бывал». А Иов скаже: «Как бы мни хрёсного батюшка повидать! Не так йисть хочетця, как хрёстного батюшку в глаза повидать хочетця. Хрещоньш идут в церьков; христоскуются с хрёсныма отцяма и христоскуются и с хресно матеряма, а мни нещясному не с ким». И приходит к христовской заутренной, этот Иов, и приходит крёстный отец к нему: «Христос воскрес, милый кресник мой».— «Воистинный воскрес Христос, татенька мой». Хрёстный отець говорит: «Милый кресник, ступи ко мне на правую ногу». Ступил крестник на правую ногу, поднялся на небеса с хрёсным отцём. Здись отець-мать плачут (сын потерялся), у хрещоных спрашивают: «Видели ли вы сына моего у заутренной?» Тыи говорили, что с хрёсным отцём христовковались ёны и с ним ушли и целовек молодой, хрёсный-то отець молодой. Родители говорят: «Тот был старый, а этот блад взял его, а у нас хрёстный отец старый был; так это какой-нибудь дурак увёл его, сына моего». Не был целый год дома: целый год не было слыху. В саму же христовську заутренну Христос говорит крестнику: «Ступи на правую ногу». Ступил на ногу, сбылся в церквы, на котором мести стоял у столба, к тому же месту поставил. И дал преподобному Марку снести златницю, который своих родителей кормит (Марке кормит отца да матерь; Марку преподобному златниця выслана по крестнику). Ну, он приходит к родителям домой с церквы. «Христос воскреся, родители мои». Родители росплакались (что долго его не было, год не видели — так...), стали у него усердно спрашивать: «Ну, гди же ты был целый год?»— «Я был в гостях у крёстного батюшка, я не год был, а три часа только (три часа, вишь показалось в году времени), я и не надолго к вам, родители, пришол, я завтра прочь пойду от вас». — «Иев, куда же ты пойдешь?» — отець спрашивает у Иева. «Я пойду к преподобному Марку, который своих родителей качаат, отнести ему златницю от хрёсного батюшка послана». Однако ён повыстал поутру раненько и умылся белёнько, с родителям простился и ушол (отець и мать не спускают, а ён ушол). Приходит к Марку под окошко. Марке сидит у окна и слёзно плаце, родителей своих кацяа (родители, вишь, стары, так он в люльки их качает): «Бай-бай моих родителей, не надолго родителей хватит» (плаце, им, вишь, йисть нечего и сиби нечего). Приходит Иов к нему, приносит златницю, товар Марку: «Прими, преподобный Марке, златницю, корми родителей, тиби на хлеб» (чтобы родители не плакали, вишь, в хлебах). Восплацет Марке: «Не надо мне златници (не надо денег ему), отнимут у меня богаты люди и немилосливы судьи» (боится, ишь, што отоймут), — подал златницу назад Иёву. «Неси златницю взад ко Господу, хрёсному отцю своему». Однако ён пошол назад нести златницю, надо сыскать, гди он есть. Идёт путём-дорогой; мужики костры перекладывают. «Бог помоць, добры люди».— «Поди, пожалуй, милый Господен кресник, спроси-тко у Бога-Господа, долго ль нам этта горевати?» (костров кладаваючи, вишь). Еще шол путём дорогой; женщины воду цёрьпают, из колодця в колодець переливают воду. «Бог помоць, добрый люди». Спросит милый кресник: «Что вы, бабушки, роботаете?»— «Заставил Господь перелить, сбавить молоко от воды, воду и молоко лишить, чтобы не было друг с другом».— «А что же у вас, бабушки, случилось так?» — ён спросит, милый кресник. «Дала молока Христа ради; налила воды впромеж, так велит Господь розделити». Опять пошол путём-дорогой (всё идёт к крёсному отцю в пищору). Стоит дом большой, попадаат встречу; под углом стоит старушка, дом держит на плёцях. «Бог помоць, добрый целовек. Что-ж ты стоишь под углом, угол держишь на плёцях?»— «Ах, сердецный мой, слухат бедова была под окошком».— «Прощай же, милаа моа, стой же тут». Смолилась ёна: «Милый кресник, спроси у Господа, долго-ль мне горевать, угол держать?» Опять пошол путём-дорогой: лежит щука на дороги превеличайшая, сама она хамкае, рот розынут. Говорит ёна ему: «Ой, милый кресник Божий, спроси у Господа Бога, долго ль мни горевать на земли без воды, не могу на земли лежать без воды» (рострескалась, вишь). И ён говорит: «Хорошо, скажу». Приходит в пищору к крёсному отцу: «Здрасвуй, крёсный батюшко, я шол, одва тебя нашол; прими златницю от преподобного Марка (не берёт, вишь, Марке златьницю). Крёсный батюшко, я спрошу у тебя, как я шол путём-дорогой, мужики стоят, костры кладут?»— «Пущай кладут от ныни до века, зачим дрова воровали» (вот украдешь под окном полинце, вот те и...). «Стоят воду переливают из колодця в колодець и плацют тибя — будет ли нам конець?»— «Пущай церьпают от ныни до века, зачим воду льют, Христу милостыню дают, вишь».— «Стоит женщина, угол держит на плёцях, просит ёна Господа».— «Пущай слухает отныни и до века (слухать охвотница, вот), инного не будё ей наказанья».— «Лежит щука на дороги, вся ёна перетрескавши, рот розынут, и просит тебя, Господи, спусти в моря» (в воду спустить щуку-ту). Говорит Господь крестнику своему: «Я тиби жалаю женитца; не в каком царьсвии есь у царя дочка, лежит ёна во скорбости и во гноищи. И тую возьми сиби в обручесьво, я тебе сам венцять буду». (Господь сам буде венцять кресника; вот какие дела-то!) И ён отправляат милого крестника к Марку преподобному, туды женитця. «Неси еще пищу Марку преподобному на стол; скажи щуки, пускай выхаркнет сорок караблей со рта и будет в синем мори. И пойдёшь, милый кресник, к Вознесению венцятця с молодой, а я сам тебя венцять буду уж». Однако ён с кресным батюшкой попростился и пошол путём дорогой. Приходит к щуки. Щука у него и спросит: «Ей, Христовый кресник, что Господь глаголил мни?» — «Выхаркни сорок кораблев со рта, будешь в мори». Рот отворила, розынула, выхаркнула сорок кораблев и поплыла в моря. Опять он пошол путём-дорогой, приходит к тому дому, гди женщина угол держит. «Милый кресник мой, что Господь говорил про меня, долго ль мни страдать?» — «Он говорил, быть тиби от ныне до века». Опять пошол путём-дорогой и приходит к бабам, что воду церьпали. Восплацют: «Долго ль нам этта горевать, кожа с рук выехала?» — «Отныне быть вам до века, горюйте тут». Приходит к мужикам, гди дрова кладут. «Долго ль нам, милый кресник, это горевать? — у него пытают.— Рукавиц на руках нету, и стали мы голы и босы (оборвались, вишь, вси) и оборвались совсим».— «Отныня быть вам до века, горюйте тут всё». Приходит ён к преподобному Марку. У него родители померли, и ён сидит и плацет: «Не надолго родителей хватило». Спромолвил Господень кресник: «Приподобный Марке, вот тиби пища». Говорит Марке: «Положь на стол, не могу в руки взеть, родители померли». И ён на стол положил пищу и простился и пошол. Приходит к отцю к матери домой, и отець и мать плацют по сыну, обидуются, что не живёт дома. «Не на то мы тебя ростили, что тебя дома не держать».— «А вы прощайтя, родители, меня, я пойду женитьця теперь, у хрёсного батюшка невеста благословлена про меня». Отець и мать унимают его, что «не бери, что ёна во гноищи и во скорбости; отець и мать ей пищи не дадут, с окна подают пищу (смород идёт, вишь)». Однако ён у родителей не спросился, а с родителям попростился, приеждяет в это великое царьсво, просится к царю во двор прямо. «Милаа царица государыни, допусти меня до твоей дочери». Говорила ему царица: «Ай же ты мой милый друг, нельзя допустить до дочери: весьма идёт смрад» (смород идёт, вишь).— «Ты не убойся, пусти меня, я в обручесьво беру себе». И он все проситця. И так восплацетця цариця по дочери своей: «Куда ю нещясну».— «Не плаць, не рыдай, подай рубашку сюда». Ну, ёна его свела в тую комату, гди она лежит больна. Он приходит, этот милый кресник, взял ю за правую руку: «Вставай, Мандалина, и пойдем со мною». Подала ёна ему руку; вся у ней скорбость выпала на пустёлю. Выстала ёна на свои ножки, одели ю, снаредили, повёл Господен кресник во Божью церьков в самое Вознесенье Христово. Тут их Христос и повенчял. И говорил ён милым кресникам своим: «Ступите ко мни на правую ногу, оставляйте жизь сесветну, а ступайте на жизь на тосветну. Отныне быть и до века». Больше нет и шабаш.

...назад              далее...