Одноглазка, двуглазка и треглазка

Записана в Явдомозере, от старушки.

В одной деревни жили-были мужик да баба, у них была доцька. Ну, баба и умерла. Мужик женился, ну, и доцьку также принесла одноглазку; одноглазу дочьку принесла и потом другую, двуглазку, ну, потом и третью, треглазку. Ну, и живуть, поживають. Прежней-то жонкй мачеха не любила. Ну, и ходили коров пасти оны. На пёрьвой день с одноглазкой. Мать отправит их пасти коров, родной-то доцьки напекёт пшонных колубков, а этой падцерици-то неродной напекёт глиняных колубков. Ну, уж глиняный ко луоки, какая тудака.... уж не йись. У ней была коровушка посажна (у матери приданоэ), ну, она и кормилась у посажной коровушки; она в ухо зайдёт, в другоэ выйдет и сыта и пьяна сделаатьця. Ну, и на второй день также пошла коровушок доить, опеть тоже само. Ну, она там, пришли коровушок пасти, ну, эта старша, нероднаа сестра ей: «Сестриця, дай я на головушки поищу». Ну, она и начала искать. Заспала там, заснула просто. Она в ухо зашла, в другоэ вышла, сделалась сыта и пьяна. Ну, так же и на третей день отправляэтця также коров пасти с треглазкой сестрой. «Ну, сестриця, дай я в головушки поищу». Ну, и искала на головушки; ну, искала, искала, глаз запрись, другой запрись, третей запрись. Ну, она и заснула. Она в ухо зашла (коровье). Она. и увидяла, ну, и зарычала. «Молчи, ведьма, курва, скажу матери». Ну, и пришла домой, отцю-матери насказала там, ну, мать разрычалась там, заругалась, надо корова убить. «Старик, надо корова убить, она ведьма сушит корову, сушит». Ну, и отець там тоцит ножик. Ну, и тоцит ножик, а она, эта доцька, вышла к коровушки своей, плацет, ну, и коровушка ей отвечаэт, — ишь, уж заговорила: «Стануть убивать меня, так подавайся посмотреть. Ну, и ты как подаваэшся посмотреть, придёшь, так на правой рукавець брызнет крови маленько. Ты возьми, отруби и посади под окошко, в землю закопай». Ну, там отець и пошол убивать коровушки, и проситця посмотреть, што спустите, пожалуйста, посмотреть, спуститя посмотреть». Вышла посмотреть, ей брызнуло на правой руковець. Ну, и посадила, закопала там в землю под окно, ну и стал ростеть сад. Ростёт сад, там уж, што ей нужно, всё есь в саду там. Ну, там какой-то член невесту выбираэт, ну, и запоэжжали на пер. Ну, старуха-то и говорит: «Старик, старик, возымай конишка, запрегай в дровнишка, сорока щёкоцет, нас на пер зовёт». Ну, старик конишка возымаэ, дровнишка запрегаэт, поежжаэт. «А ты вот, — дочери наказываэт неродной-то, наказываэт, — ты вот возьми, штобы была печь в другом углу перенесена». Ну, оны уехали. Она сицяс в сад скопила, пруток отломила, пришла похлыстала, похлыстала, пёць в другой угол перешла. Ну, взяла, в сад скочила снова и платье сменила и такаа сделалась красива, што просто... Вышла в чисто поле, крыкнула по-звериному, свиснула по-змииному, конь бежит, земля дрожит, с ноздрей искры летя, с ушей чад ставаэ, со рта пламя маше, с жопы головешки летя. «Карьке, бурьке, вещей соловке, стань передо мной, как лис перед травой». Конь стоит, как скопаный. Села на коня и поехала. Приежжаэт, с коня скоцила, коня привязала ко точёному столбу, золочёному кольцю. Пришла в фатеру, Богу помолилась, на вси стороны поклонилась, выша всих и села. Пер тут уж, собрание, людей много есь. Ну, а у этой у мачехи-то, дочьки повёрнуты собакамы. Оны по подлавичьям косья оберають. Она метила, метила, косточькой шибнула прямо в глаз этой девки одноглазки. Ну, она и заходила старуха. «Старик, старик, возымай конишка, запрегай дровнишка, нас обезчестили, у девки глаз выбили». Ну, старик возымаэ дровнишка, запрегаэ конишка, уехали. Ну, сицяс пер росходитця. Ну, эта красавиця выходит, Богу помолилась, на вси стороны поклонилась, вышла, на коня села и поехала. Видли сядуци, а не видли поедуци. Ну, приехала домой, опередила их матерь да отьця с доцерямы, объехала кругом. Приехала, коня спустила, в сад сходила, рознаделась в стару одёжу. Пришла на печьку и села. Приехали отець мать с дочерями, росхвастались: «Как севодни-то дивиця была, просто такая што...» Она и отвецяэ с печьки: «Не я-ль хоть и была?» — «Гди, тиби худому цёрту быть этакой!» Ну и на другой день опеть: «Старик, старик, возымай конишка, запрегай дровнишка, сорока щёкоце, нас на пер зове». Ну, старик дровнишка возымаэ, конишка запрегаэ, поежжаяють, а этой дочьки-то наказывають: «Смотри: севодни пол штобы такой белый был, как кось сьяэт». Ну, и съехали. Она осталась тут. Сицяс в сад скоцила, выломила пруток, пришла в фатеру, похлыстала, похлыстала; моё, такой белый стал, што просто... Ну, она опеть в сад сходила, со всим переправилась и лучше таго, што вчерась была красавиця. Вышла в чисто поле, крыкнула по-звириному, хлыснула по-змииному. Конь бежит, земля дрожит, с ушей чяд ставаэ, со рта пламя маша, с ноздрей искры летя. «Карьке, бурьке, вещей соловке, стань передо мной, как лис перед травой». Конь стал, как скопаный. Села на коня и поехала. Приехала, привезала коня ко точёному столбу, золочёному кольцю. Пришла в фатеру, Богу помолилась, на вси стороны поклонилась, выша всих и села. Перовали да были, а эты дочери-то спущены косьёв оберать по подлавечьям. Она метила, метила, косточькой шыбнула, у девки глаз выбила. Ну, и старуха заходила: «Старик, старик, возымай кошишка, запрегай дровнишка, нас обезчестили, девки глаз выбили». Ну, старик возымаэ конишка, запрегаэ в дровнишка, поехали. Пер на отходи, розъежжяютьця. Ну, опеть эта дивиця Богу помолилась, на вси стороны поклонилась, села на коня и поехала. Видли сядучи, не видли поедучи. Приехала, коня спустила в чисто поле, в сад скоцила, там перенаделась в старую одёжу просто, пришла на печьку и села. Потом приехал отець и мать с дочерямы, и говорят: «Сегодни она дивиця была так лучша того, што вчерась, аще лучше». — «Не я-ль хоть и была?» — «Где тиби, худому чёрту быть». Ну ладно. Так и на третий день поежжяет опеть: «Старик, старик, возымай конишка, запрегай дровнишка, сорока щёкоце, нас на пер зовёт». Тут старик дровнишка возымаэ, конишка запрегаэт, поежжаяють, а этой дочьки наказывають — взяли жито вместо и рожь, с рожью смешали и овёс : «Розбери, штобы все было розобрано по розным местам». Ну, она сицяс сходила в садок, выломила пруток. Пришла, похлыстала, похлыстала, все розошлось по разным местам: рожь, и овёс, и жито, все розошлось. Сходила, скоцила в садок, переправилась по-хорошему, ащё лучша. Пришла в чисто поле, крыкнула по-звериному, свиснула по-змииному, конь бежит, земля дрожит, с ноздрей искры летя, с ушей чад ставаэ, со рта пламя маше, с жопы головешки летя. «Карьке, бурьке, стань передо мной, как лис перед травой». Конь стоит, как скопаный, села на коня и поехала. Приехала, коня привезала ко точёному столбу, золочёному кольцю. Пришла в фатеру Богу, помолилась, на вси стороны поклонилась, села выше всих за стол. Ну, оны и перують там. Та метила, метила, косточькой шыбнула, у девки глаз выбила. Старуха опеть там заходила: «Старик, старик, возымай конишка, запрегай дровнишка, нас обезчестили, у девки глаз выбили». Ну, старик поэжжаэт, запрегаэт, уехали. А эта невеста красавиця жениху понравилась. Ну, поэжжат, садитця на коня, скоцила на столоб, села и поехала, башмак тут и остался, на столби. Ну, уехала. Сицяс приехала, коня спустила, в сад сходила, рознаделась по-старому, пришла и села на печьку. Ну, отець мать с доцерямы и говорят: «Сегодни-то дивиця была, так ащё лучше». Она и говорит: «Не я-ль хоть и была?» — «Гди тиби, худому чёрту быть?» Через мало время розыскыва там невес по башмаку, этот башмак меряэ. Вишь, она не в хорошой одёжи, так никому не ладитьця башмак, потом и стал спрашивать: «Нет ли у кого самой нехорошей дивици на печи сидит или где-нибудь, сюды достаньтя, отьпцытя». Все отвецяють: «Нету». Потом проговорились, што «у нас есь такая-то». Ну, и за ню принялись, приехали за ей даже, взять нужно; взяли, повезли. Ну, и сад след пошол. Ну, сицяс эта мачеха ю переменит, посадила свою дочьку, а эту выняла вон с саней, выдернула, свою дочьку посадила в сани. Ну, поехали, сад не пошол. Осмотрели, што сад не пошол, ажно невеста не тая. Ну, потом взяли, выняли эту с саней, котору следуат, тую взяли, а другую под мос спустили. Ну, и уехали, увезли. Стали жить да быть. Беремянна сделалась, сына принесла. Ну, и мачеха эта на родины пришла, посмотреть дочьки. Она полагаэт, што своя родноа дочка, так пришла ей посмотреть. Ну, и там ходили в байну мытьця. Ну, она внука мыла, бабка-то мачеха ёйна. Тудака всё, кажетця, больша и не знаю.

 

 


...назад              далее...