Русский, татарин, арап и швед

Из одного полку выпустили из службы в отпуск русского и татарина. Татарин был побогате, купил лошадь и поехал, а русский тащилса пешком. Их застигла ночь, они вздумали ночевать у стога. Русской и говорит татарину: «Татарин, не привязывай коня». А сам думат, что конь уйдёт и обоим пешком идти не завидно. Татарин не послушал русского, лошадь привезал. Повалились спать, татарин уснул, а русский лошадь задавил. Поутру татарин будит русского: «Русской, у меня конь задавилса». — «Ну, говорил я тебе, татарска образина, штобы не привязывал, вот теперь и тащи шкуру, не кидать же её стать». Шкуру содрали, татарин взял, и пошли дальше. Прошли к селенью, а в селенье ночевать некто не пускает. Они увидали теплую баню и не заложена. Зашли в баню и на полке завалились спать, а кожу татарин бросил под полок. Татарин кряду и заснул, а русский не спит. И слышит, кто-то подходит к бане, отворяет дверь, и в баню заходит поп, заносит коробок и начал по бане ходить и говорит: «Ах, как сегодни долго нету». Солдат слушат и молчит. Вдруг заходит в баню женщина. Поп спрашивает: «Что же ты, Марфа, сегодни долго?» — «Да так, запоздала». — «Давай, Марфа, угостимся». Угостилися, поп и говорит: «Вот што, Марфа, у нас с тобой всяко бывало, а по-собачьи не разу не бывало». — «А как, батько, по-собачьи?» — «А стань к лавки раком да и лай». Она стала и залаела по-собачьи тонким голосом: «Ау, ау, ау». И поп бежит, толсто лает: «Оу, оу, оу». Русской толкает татарина и кричит: «Татарин! Шкуру-то собаки съели». Татарин просыпается и кричит: «Вы тут, я вас, ... вашу мать!» Поп с Марфой испугались и давай Бог ноги убегать, всё оставили им. Русской с татарином сошли и давай угощаться, забрали всё с собой и отправились в дорогу. По дороге к ним пристали солдаты: швед и арап. Пришли в одно селенье, некто не пускает их ночевать. Один старичёк сказал, что у нас вдова на краю села пускает. Вдова им сени отворила и говорит: «Рада бы вас пустить, доброхоты, да у меня сегодня поп будет». Русской и говорит: «Давай, какой потоп! Потоп будет, дак тонуть всем вместях». Зашли и давай росполагаться спать. Русской и говорит: «Я повалюсь этта к окошечку, на лавку». Татарин говорит: «Да я от русского не прочь, под лавку». Арап говорит: «А черня этого не буду, повалюсь и на шесток». Швед был похитряе, нашел корыто и подвесил к потолку. «Будет потоп, я корыто обрежу, да и поеду». Ночью все спят, а русскому што-то не спится. Слышит, кто-то подходит к окну и приставляет десницу. Он выглянул в окно и видит: поп. И колотится: «Марфа, а Марфа». Марфа говорит: «Нельзя, батьшко, каких-то четыре солдата пришло». — «Эка какое несчасье, вчерась розгонили да и сегодни нельзя. На, прими хоть гостинцы-то». Русской берёт. «Смотри-ко, Марфа, сегодни у меня кака больша кутька-то стала, пошшупай хоть». Русской в одну руку взял кутьку, в другу ножик и отрезал. Поп скочил с лесницы и побежал прочь. А русской давай угощаться поповским угощеньем. Выпил да и песенку запоуркивал. Татарин проснулса и говорит: «Русской, да ты кого ешь-то?» — «Да кого ешь, да вчерашны колбасы остались, доедаю, грызу». — «Дай-ко мне-то поись». Тот ему подаёт поповский .... Татарин начал есть и говорит: «Да, русской, колбаса-то сыра». Взглянул к печке, а арап там спит, только зубы белеют, да губы краснеют, а лица не видно. «Русской, да вон угли, я пойду, колбасу дожарю». Тот пришел и давай у арапа на губах поповский ... поворачивать. Опять и стал есть. «Русской, всё не изжарилса!» — «Не изжарил, а в чужом месте уголья-то розворочал, смотри как светет». — «А я и залью». И начал арапу стять в рот. Тот проснулса и закричал: «Потоп!» А швед проснулса и верёвку перерезал и упал с корытом на пол, голову розбил. Достали огня, осветили, кто с чем? Татарин видит: в руках кутька, арап плюётся, в роту солоно, а у шведа голова розбита. Русской давай над ним смеяться. «Нет, пойдём всяк своей дорогой, мы с тобою больше, русской, не пойдём».

 

 


...назад              далее...