Поповна и монахи

Записана в с. Кондопоге Петрозаводского уезда от Феофана Алексеева Пормакова (Бирина) 62 лет.

Досюль (в задний годы) монах просил у поповны угощаться. Она говорит: «Есь ли сто рублей денег и штоф вина, и приходи вечером». — «Есь», — тот отвечаэ. Ну он и пришол по вечеру, в потемёнках, заколотился сначала. Она вышла, отвечаэ: «Хто там есь за воротыма?» — «Монах». — «Пришол?» — «Пришол». — «Принёс ли сто рублей да штоф вина?» — «Принёс». Ну она его пустила. Пришол он в избу, поповна деньги спрятала, ну самоварик кипит, греется налитый. Ну он говорит поповны: «Поскореа, —говорит, — пойдём на дело там». А она говорит: «Пущай самоварчик скипит, чайку попьём, да и угощаться пойдём». Ну вдруг заколотилось за тима же воротма. «Куды меня положишь?» — говорит. — «А ступай в печку». Он в печьку и убрался. Сейчас приходит опять, стучит. «Хто там есть?» А он отвечаэ: — «Монах, говорит, есь» (это уж второй). — «Принёс ли сто рублей денег да штоф вина?» — «Принёс». Она и пустила опять. Опять же тым попытом. Самовар кипит опять, он просит угощаться, а она говорит: «Дай сначала скипит, чайку попьём, да угощаться пойдём». Вдруг за воротма опять застучалось. «Куды, говорит, я?» — «Полезай в печку», — говорит. И другого в печку. Ну пришла за ворота, отперать пришла. «Хто там есь?» Тот отвечаэ: — «Монах». — «Ну, принёс ли сто рублей денег?». — «Принёс». — «Штоф вина принёс?» — «Принёс». — «Полезай». Ну и пришол, знаэшь, таким же манерчиком. Самовар опять кипит, он просит, что пойдём угощаться. А она говорит: «Чайку попьём да угощаться пойдём». Ну, вдруг идёт муж пьяный, по улици стучит, гремит. «Куды, — говорит, — я?» — «Ступай в печьку». Ну, мужик и пришол в избу (она за хрисьянином, не за попом). «Ну-ка, мужичок, возьми-ка куличок, в печьки три монаха есь, да кочкони их». Мужик взял да убил всех, кочконул всех троих. Взяли двух, выволокли на сарай, третьего в избу оставили. Пошла эта поповна звать кума в деревню, убрать его надо. Пришла поповна к куму. «Кумуш-ко, красно солнышко, муж пришол пьяный, монаха убил». — «Кума! Есь ли штоф вина?» — «Есь, кумушко, дам», — говорит. Ну он пришол, взял, за плечи своротил, понёс. Ну идёт мимо агвахту (часовой стоит). «Хто идёт?» Он отвечаэ: — «Чорт идёт». — «Ково несёшь?» — «Манаха». — «Ну, ступай, чорт с тобой, неси». Нёс, да в Фонталку (в Неву, просто сказать) и бросил. Ну, оны спрятали другово, взяли ёво в избу, кров у него смыли. Ну она опять тым же попытом к куму пошла. «Кумушко, красно солнышко, ведь пришол, — говорит, — монах». — «Как же он, я, — говорит, — бросил в Фонталку его (в Неву, говорит, в Неву). Есь штоф вина?» — «Есь, говорит, кумушко, красноэ солнышко». Опять пришол, за плечи своротили, опять понёс. Опять идёт мимо огвахту, часовой у него спросил: «Хто идёт?» — «Чорт». — «Кого несёшь?» — «Манаха». — «Что за дело: опять, говорит, манаха». Опять в Неву бросил его да и... Ну, и взяли третьего в избу опять таким манером же. Ну, кума опять к куму. «Кумушко, красно солнышко, видь пришол манах». — «Как же он выстал? Видь я его бросил в Неву. Ну, кума, есь ли штоф вина?» — «Есь, кумушко, красно солнышко, только неси». Ну, опять таким же манером за плечи своротили, и опять понёс. Ну, идёт мимо огвахту. «Хто идёт?» — «Чорт». — «Кого несёшь?» — «Манаха». — «Что за леший, говорит, манахов всех выносил чорт!» Ну этот часовой дал по городу знать, что чорт выносил трёх монахов и бросил в реку. Розыски по городу пошли, что трёх монахов и нету. Тым и кончилось.

 

 


...назад              далее...