Русская старина

Золотая гора

Жил в городе такой синильник, звать ево Иван. И так он заработывал здорово, хорошо. Он без работы никогда не бывал. И он работал все до часу ночи. Потом приходя яму вечером старик — он работае. Да. Потом и говорит: „Да, Иван, в тебя заработка хорошая. А только, говорит, моя лучше“. Ну, вот он и опрашивае: „А какая, старик, у вас заработка?“ — „Вот есть у вас, он говорит — синильника опрашивае — какой-нибудь металл?“ — „Как же, говорит, есь“. — „Ну вот, он, собирай, говорит, этот металл“. Он собрал лому, железа там шматов, ну, вот и давай, знаешь, в чугун вкладывать. В чугун вклали, он начинае варить. Сварил, выворачивае — все золото с этово металла. „Да, говорит, дедушка, твоя лучше заработка. Так ты научи меня“.

Ну, вот он взялся ево учить. Да. Он почал ево учить. Потреб[ов]ал нечистых духов. Потом говорит: „Несите ево в корабель, этого синильника“. В корабель снесли, вон явился туда. „Ты, говорит, сдень крест топерь; ты мне будешь сын, а табе буду отец“. — „Нет, говорит, я креста не сдену, я православный, креста не могу сдеть. Ну, а все-таки я тебя буду отчом звать“. И поехали оны на изморью. Переехали изморье. Выходи он на берег — являются три ильва. Два ильва оседланных, третий льва съ ясным. Он и спрахывае: „Отец мой, куда поедем?“ — „Поедем, говорит, туда, где всево много“. Едут оны дорогуй, и потом этот синильник виде ростани. Он хотел поворотить этого ильва в блещащий замок. Это не тут-то было — льва не поворотить. Он и говорит: „Што ж ты, говорит, сын, хотел от меня уехать, не, не уедешь“.

Приехали — огромадная гора. Ну, вот он излез с этово ильва, евонный старик, этот отет-та, взял ильва этова зарезал, кишки вынул — ево всадил в этова ильва. „Вот, говорит, слетит с этой горы птица. Схвати этово ильва и унесет на гору.

Там много драгоценства. „Ну, вот ты оттуда мне это спускай, говорит, мы будем богаты“. Он и говорит: „Отец мой, а как я слезу оттуда?“. А он и говорит: „А я, говорит, табе цеп подам; потом я тебя и спушшу оттуда“. Ну, вот схватила птица ильва, вташшыла туда. Вот он оттудова спущал драгоценства. Потом и говорит: „Топерь, говорит, достатошна“. — „Ну, а как я полезу, отец?“ — „А, говорит, ты сиди ты там; у меня там тридевять всажено — ты тридевять десятый“.

Он там ходил-ходил, ничево нигде невозможно слезь. Нашел кендровое дерево — ну, и вот потом он взял ево ободрал и связал одно за одно и потом с этой горы стал спускаться. Спустился с этой горы и пошел. Дошел до этых ростань, где ильва воротил. Потом он повернул в этот в блещащий замок. Приходи в этот блещащий замок — сидит три девушки. Он как взошел, поздоровкался, как следуе. Большая говорить середнюй: „Што, говорит, это, говорит, тот человек, што ехал с нечистым духом на ильвах. Ну, вот, говорить, куда ж ты идешь?“ — „А, говорит, не спрашивай, дорогая, куда, я и сам не знаю куда“. Ну вот, эта предлагае ему: „Живи в нас“.

Он асигновался в их жить. Отправляются оны на должнось — яму все ключи доверяют — от двенадцати комлат. „Ну вот, по всем комнатам ходи, што хошь — то ешь, што хошь — то пей, — токо вот в эту двенадцатую комнату смотри никогда не ходи, то будешь несчастлив“. Ну, так ён и делал: в тую комнату не ходил. Ну, иногда-то захотел, антерес — дай в тую комнату зайти. Зашел в тую комнату: прекрасный сад и в саду пруд и шатер. Прилетае двенадцать девушек в этот пруд купатца. И онна сильно горас большая красавица. Он приходи оттудова и сделался печальный. Приходят с работы, начинают ево разговаривать — и он печальный. Эта потом малая и говорить на большую: „Спросите в нево: не был ли он в этом саду?“ Тая и спрахывае: „Иван, не был ли ты в этом саду?“ — „Был“, говорит. — „Ну, а што ты видал?“ Он и говорит: „А я видел двенадцать девушек“. — „Вероятно, говорит, тебе которая по нраву“. — „Да, говорить, есь одна по нраву“. —

„Ты согласился и замуж взять?“ — „Да, он отвецае, с адавольствием бы“, говорить. Малая и говорит: „Нянь, нет закону! Он православный, а она неправославная“. Она и говорить, эта большая: „Все равно, можно“. Ну, вот эта большая и говорить: „Завтра пойдешь в сад, прилетять купатце, и ты замецай, которая где кладе платье“. Вот он назавтре отправляется в сад. Сидить в шатре и смотря, которая где кладе платье. Потом оны стали купаться. Он это забрал платью, приноси сюды в комлату. Потом серенняя и говорить: „Эту Аннушкино платье“. Взяли и повенчали его.

Немного он пожил, стал проситца, што как бы меня домой отправили. Эты девушки ево отправили домой. Приезжае он домой в свой город. Царевы кухарки ходили платью утюжить к ней, царевны, и говорять, што в нашева Ивана в синильника хозяйка привезена, так таких красавит нигде и нет, весьма красивая. Эта царевна стала говорить, что пущай она приде ко мне. Кухарки пришли доложили ней. Она пошла к царевны. Царевна спрахывае: „Аннушка, какова вы роду?“ — „Я, говорит, неправославная“. — „Сильно вы красавица, — это царевна на яну, — таких мало я встречала“. Она и говорить: „Ишшо што это за красавица. Когда бы я в свое платье оделася — еще б красивее была“. Царевна и спрахывае: „А где твое платье?“ Она и говорить: „Мое платье в Ивана, в мужа“. Она тихонько: „Только мне, говорит, одеть нельзя ево“. Чаревна горничную послала тихоньку: пущай принесе платье. Она взяла, прислуга, платье и принесла. Яна как одела эта платье, поннялась и полетела и сказала: „Пушшай Иван меня не разыскивае, ему не разыскать“.

Вот этот Иван: „А уж што во што не стане, а пойду жену разыскывать“. Вот он пошел разыскивать ону; идет дорогуй, встрецае два парня. Идуть эты парни и ругаютца. Вот, потом и говорит один: „Пойдем [не „ё“] до встрешника, он наши дела разбере“. Он приходя: „Што у вас об чем?“ — „Да вот разбери наши дела. Нашли мы вдвух ковер-самолет и шапку-невидимку — и вот нам не поделить никак. Подели ты нам!“ —

„А што, говорит, это составляе ковер-самолет?“. Он и говорит: „Вот, говорит, только эты винты развинтить — и тогда можешь лететь! А шапка-невидимка — куды хошь можешь идти — только надень шапку — никто не виде“. — „Ну вот, говорит, так дайте, я испытаю“. Потом он сицас взял, винтики развинтил, сел на этут ковер, шапку надел, поднялся и до свидания — им и поделил!

Прилетае в этот город, где евоная находится хозяйка. Допросился тама в городе, што где такая Аннушка находится. Говорять ему: „Она, говорить, сидить в остроги“. Он и спрахывал: „По какому смыслу ее посадили?“. Яму и говорять: „По этому она посажена, што она вышла замуж за православнова“. Вот он ожидал покудова ей пишшию понесут подавать. Вот понесли пишшию подавать, он взял надел шапку-невидимку и вот сзади за ним пошел. Взошел туда — нихто ево не виде. Потом ей пишшию подали и опять затворили, а он остался там. Ну, вот сдел шапку-невидимку — увидала хозяйка, крепко захватила за шею: „Ах, Иван, Иван, как ты попал? Ведь ты пропал тут. Пушшай бы я одна пропадала, цым и ты“. Он и говорить ёй, што справляйсе, завтра, говорит, будем дома. Она и говорит: „Как же мы будем дома? Я и не верю“. Он сделал ей пример, надел шапку там. Ну, она поверила. Назавтра пишшию принесли. Оны в тот момент и отправились — и никто их и не видал. Вот и прибыл Иван домой с хозяйкуй.

...назад              далее...