Русская старина
(сайт сказок)
Про Соломона
Царя-то назвать я не могу, какой был царь. Знацит, она, царица его, пригуливала с цужими мужьями. Пришло время, родила сына и понесла ево подкинуть кузнецу. Зарыла в омёт в солому на гумне и ушла.
Кузнец утром приходит за соломой. Стал теребить солому вилами-ти, он и крицит: „Кузнец, тихонько, глаз выткнешь!“ Потом он — кузнец — послушал: „Кто это крицит, голосует?“ Он опять ткнул вилами. Тот опять крицит: „Тихонько, глаз выткнешь!“ Третий раз задел и ево вытащил из соломы-ти. „А, говорит, тут вон што!“ Он взял этова ребенка и отнес домой.
И был [у него] свой сын рожден неподалеку, и возрастали они оба. И ему имя так и нарекли Соломон. В соломе найден, так Соломоном и звали.
Стал возростать этот Соломон. Достиг там годов до семи или дальше как, стал ходить на улицу с рабятами. И стал рабят учить по-военному: расставлять в шеренку и командовать маршировку им. Ну, стал уцить их: кому руку оторвет, кому голову оторвет. На другой раз рабяты — тот говорит: „Я буду царь“, другой говорит: „Я буду царь“. „Вот, давайте, — он говорит, — хто лягушек в озере уймет крицать, тот будеть царь“. Поставили шеренкой. „Ну, криците, говорит, с краю и до краю, што, лягушки, молцать“. Все прокрицали — лягушки не слушают. До него ряд дошел, он закрицал — лягушки замолцали. „Вот, говорит, вы не хотите меня слушать. В озере лягушки и те меня слушают“.
Эти жалобы дошли до царя: што вот так и так мальчик такой-то поступает. Царь, знацит, „постой“, говорит, „это целовек не простой“. Стал замецать, што это сын мой, сам про себя думает.
Вот и стал царь испытывать: присылать эти загадки. Вот пригнал им быка три, или как-ли. „Вот, кузнец, прими этих быков, вот к такому времю накопи столько масла“. Кузнец асумнился об этим, а сын Соломошка: „Не сумлевайся, говорит, батенька. Крыци мясников, и будем есть их“. Зарезали, поклали в кадушку и едят да едят. К назнаценному времю приходит от царя посланник. Приходит, стук под окошко: „Кузнец, говорит, дома?“ — „Нет, говорит“. — „Где он?“ — „В бане“. — „Што он там делат?“ — „Родит, говорит“. — „Што ты, говорит, дурак, рай мужики родят?“. [Он] ему отвецает: „Рай от быков масло копят?“ Это, знацит, ответил; слуга царской ушел. Царю сказыват: „Там вот так ответили“.
Царь посылает к кузнецу колицество яиц, штоб вот к такому-то времю из этих яиц цыплят вывести. Кузнец опять асумнился. Яицы пецоны, а заставляет цыплят высидеть. Соломошка говорит: „Съедим их — больше ништо“. Ну, ладно, съели эти яицы. Приходит назнаценное время, как цыплятам вывестись. Вот Соломошка и собират свово отца, кузнеца. „Иди, говорит, к царю вот в сад; да ты, говорит, возьми посудку какую-нибудь, горсть проса и вари. Пусти курево. Подойдут к тебе, станут спрашивать: «Што ты, кузнец, делаш?» Ты отвецай: «Просо варю». — «Зацем?» — «На семена». — «Што ты, дурак, рай варено просо сеют?». Ты им ответь: «Рай из пецоных яиц цыплят выводют?»“ Вот слуга царской сказал: „Так вот ответил“. Ну, ладно. Кузнец ушел.
Церез несколько время царь присылат слугу, пишет, штобы кузнец ехал ко мне ни пешай, ни коннай, ни наг, ни оден и стал штобы ни на улице, ни на дворе. Кузнец испужался, как эта дела [сделать]. Соломошка говорит: „Не пужайся.
Это все устроим. Давай, говорит, козу“. Козу привели. Облек ево Соломошка худым бреднем. „Вот, говорит, поэзжай [на козе]: ты ни пешай, ни коннай. И стань ни на улице, ни на дворе“. Ну, вот царь видит, што все ево загадки отгадали.
Царь видит, што это не кузнец отгадывает, а отгадывает сын ево. Што он мог бы и взять сына от кузнеца, но только не может разлицить, который ево сын, который кузнецов.
Ну, вот царь хоцет их узнать, пишет кузнецу: „В такое-то время дожидайся меня в гости“. Царь приехал в гости: лошадь под себя, эщо взял порожних две лошади, пригнал трех лошадей. Посидели, побеседовали у кузнеца. Поехали. Посажал царь рабят на лошадей и поехали в лес на прогулку. Хоцца царю узнать их мнение: в котором што? Разлицить штоб можно было, кое кузнецов сын, кое ево сын. Вот, знацит, поехали. Он отшиб одново парня и поехали лесом наперед, а Соломошка остался сзади. Кузнецов сын и говорит: „Вот, говорит, ваще царское величество, какой удобный лес, дубник: тут бы устроить кузнецу и жець уголья. Ах, удобно бы было!“ Царь видит, што это не ево сын, кузнецов сын. Потом с этем поехал, с другим, с Соломошкой. Соломошка как знат своим мнением, што он разузнаёт, который ево сын. Но вот Соломошка, как поехали, и говорит: „Вот, говорит, ваше царское величество, кабы здесь была водяная пристань, из этово лесу можно было бы корабли строить“. Царь видит: мой сын вот этот.
Приехали к кузнецу, и царь ево взял к себе во дворец, Соломошку. Соломошки што-то это дело не понравилось. Много ли, мало ли пожил у отца и пропал без вести. Царь асумнился об своем сыне: не знаю, куды делся? И давай лить золотую коляску — ево искать. Што, обойдя ево, нихто не может эту коляску оценить. Послал посланников возить [коляску] по вольному свету, и по городам, и по селам, везде штобы. И спрашивайте: „Чево эта коляска стоит? Хто может ее оценить?“ Ну, где привезут, народу много за ней толпится. Спросют: „Чево эта коляска стоит?“ Нихто не может оценить. — „А бох ее знает, чево она стоит!“ Возили-возили, все пербывали города и губернии, нихто не ценяет [не оценяет]. Поедем, говорит, домой к царю. Выехали там из одново села, и тут утром табун выгнали пастухи. Один пастух сидит и есть. Оне ево спросили: „Цаво эта коляска стоит?“ А у нево в руках маленький кусочек хлеба остался. Он говорит: „Если урожай хлеба, так она дорого стоит; а если неурожай, так она этова вот кусоцка хлеба не стоит“. Бросил этот кусок [в рот] и пошел от них.
Как Соломошка заметил, што это ево ишшут, и ушел от табуна от этово. И ушел на море, к корабельщикам пристал и с ними по морю плавал, с корабельщиками.
Эте с коляской золотой поехали к царю. Приехали. Ну, царь спрашивает: „Ну, сказал, што ли, кто што, оценил што ли?“ — „Нету, говорит, никто не знат. Говорят: «Бох знает што!»“ — „Нихто ницаво не сказал?“ — спрашивает царь. „Да сказал, говорит, в одном месте пастух — нихорошо и сказывать, што он сказал“. „Ну, — говорит, сказывай, што он сказал. Я послушаю“ [повторение предыдущего]. „Ну, царь говорит, гоните скоряя, это он. Он, говорит, правду сказал“. Пригнали посланники на это место, ево нет тут. Он ушел. Сказали царю. Царь после этово осумнился; посухатился, посухатился и помер.
Жана ево осталась царицей. Жана царевала. Вот, знацит, выехала с дружьями на море на лодке гулять, гуляла по морю, и корабельшшики плавают, а Соломошка у корабельшшиков играт в рожок. И царицы, знать, пондравился этот мальцик. „Корабельщики, говорит, продайте мне этова молодца!“ Соломошка пересел к ней, в ее лодку. Погуляли-погуляли, приехали домой.
Соломошка видит, знацит, он знает, это мать ево, надо оставаться здесь, бежать некуда.
Ну, вот пожил он тут с матерью много ли, мало ли, мать ево кладет с собой на постелю. Ну, знацит, положила [он лежал] — лежал, и она взяла ево руку, положила на грудь. „Это, говорит, тут што?“ Он говорит: „Это, говорит, пешшера; я в этой пешшере сорок недель проживал“. ....... Она ему говорит: „Ну, говорит, царь Соломон, хоть ты и хитер, а насидишься у жене под задом“. Ну, ладно.
Стал Соломошка царствовать.
Много ли, мало ли прошло, Соломошка женился, взял жену из иностранных государств. Много ли, мало ли пожил Соломошка, мать померла у нево. Померла мать, скоронил, стал поминать мать. Пришел к нему Вергазулий. „Ты, говорит, царь Соломон, и нас пригласи на поминки-ти“. — „Приходите, говорит“. Приглашат Соломон их на поминки. Ну, оне идут, видимо-невидимо идут, концу-краю не видать, — идет Вергазулий. „Вы, говорит, Вергазулий, покажите мне конец, сколько вас?“ Вот оне показали конец. „Вбирайтесь, говорит, ко мне во дворец“. Вот они и во дворец вошли. Соломон приготовил им громадный чан. „Ну, говорит, помещайтесь в этот чан: закуски и напитки вам тут всем вравне будут“. Ну, вот оне вобрались. Он взял полотном закрыл, перекстил, зааминил — конечно. Оне: „О, говорит, вот так царь Соломон нас угостил!“ Поставили этот чан в церкву — и кончено дело. Стала в России тишина.
Через несколько время царь Соломон отъехал в какой бы [какой-то] город — армию посмотреть свою. Жана осталась одна. Ну што тут делать? А Вергазулий свое дело делает. Остался один цертенок. Зеркалов не было — устроил зеркало и идет к царице. Царица, знацит, взглянула в зеркало и увидала себя. „Эх, говорит, Вергазулий, только царя нет, а то бы мы тебе дорого дали за это зеркало“. Вергазулий говорит: „Мы, говорит, и без царя сделамся. Вот, говорит, выпусти моих братьев, я тебе ево отдам“. Она: „Как, говорит, я их выпущу?“ Он говорит: „Ты захворай, тебя будут в церкви приобщать, ты пойдешь мимо чана — дерьни за полотно — оне вылезут“. Ну, вот выпустила — оне полетели из чана, и пошел шум в церкви, только стеклы затрещали. Она видит, дела плохо, царь ее за это завинит, — собралась и уехала к отцу.
Царь заметил, што дома нездорова. Пошел по Рассее этакой шум везде, неприятность. Приехал домой — жаны нет. Жана уехала к отцу. Што тут делать? Царь Соломон стал собираться к тестю за жаной и собрал свое войсько и конницу. Собрались и поехали. Доехали до прекраснова места, до этово города, где там тесть, и поставил Соломон свое войсько в скрытном месте. И наказыват своим солдатам: „Стойте и ждите до того время, когда я заиграю в рожок. Первый раз заиграю, берите в руки коней, второй раз заиграю — скачите, третий раз — палите“.
Приехал к тестю, жана его встретила. Встретила и говорит: „Э, царь Соломон, мой тятенька на тебя сердитый — он тебя похерит. Вот, говорит, пока ляг в сундук, я пока закрою тебя. Я ево разговорю“. Отец заявился. Она говорит: „Белый царь здесь в сундуке. Руби ево голову — и не слушай никаких ево разговоров“. Как отец слушамши дочери, взял саблю, подходит к сундуку. Она открыла. Он из сундука: „Э, говорит, тесть ты мой возлюбленный, за что ты меня похеришь, как синью в хлеве. Ты меня похерь со славой, собери свое войско. На такой-то горе сделай козлы и приготовь три петли, и вот тут меня повесишь“. Вот, знацит, царь приказал на такой-то горе устроить козлы и приготовить три петли. Знацит, это все изготовили. На другой день наутро и поехали на эту гору. Вот поехали: цесть [тесть] на повозке с жаной. Соломон на другой повозке с жаной. Вот круг их войско, конница, несколько, это тестевы [войска]. Соломон и говорит своей жане: „Жана, говорит, я тебе какую загадку загану: передние-те колеса лошадь везет, ну, задние-те цорт ли несет!“ Она и крицит: „Тятенька, руби ему голову, он нас обманет“. Отец говорит: „Э, говорит, глупая, куды, говорит, обманет, кругом наше войско“.
Ну, вот приехал к тому месту, и он стал на моцальну петлю и говорит: „Тесть мой возлюбленнай, прикажи мне поиграть в рожок, в последний раз потешиться!“ — „Да, пыграть [поиграй]“. А жана крицит: „Тятенька, руби голову, он нас обманет“. Отец не слушат ее. С моцальной петли стал на лышну петлю. „Эх, говорит, прикажите эще потешиться!“ Дочь говорит: „Не слушай ево, руби ему голову, он нас обманет“. Отец ее не слушается. Вот он встал на последню петлю, на ремянную. „Эх, говорит, дайте в последний раз потешиться!“ В последний раз заиграл, эщо унывнее, все оне как будто поснули, им больно антересно слушать, как он играет.
Играл-играл, спрыгнул с петли, говорит: „Тесть, посмотри-ка мое-те голуби твою-то пшеницу всю поклевали!“ Тесть оглянулся. Видит: войско уж другое. Жана говорит: „Вот, говорит, тятенька, говорила я тебе, что он нас обманет“. Вот Соломон тестя-то повесил-то в ременну петлю, тещу-то — в лышну, а жану-то — в мочальну. И поехал Соломон с своей войской и с музыкой домой. И конец.
Объявления
