Братец Иванушка и сестрица Аленушка

Жил один мужик, крестьянин, и у них было двое детей. Был сынок Ванюшка и дочка Аленушка. У Аленушки была коровка Буренушка, а у Ванюшки был жеребенок Алешенька. И вот они пасли их и, бывало, погонят пасти их, им мать напечет блиночков мякеньких. И вот они пасли долго и жили дружно. И у них случылась беда: умерла мать. И они без матери жили долго.

И вот отец и говорит: „Надо, доченька, мне женитца. Ты, говорит, молодая, тебе делов много!“ Она ему отвечает: „Нет, тятя, не надо: злая мачеха нас будет обижать“. — „Нет, женюсь, все равно женюсь“. И женился, взял мачеху с трюми дочерьми.

Она их посылала по очереди, своих детей, пасти, а Аленушку каждый день посылала с Ванюшкой. Своей дочери напечет мягкого хлеба, а Аленушке с Ванюшкой — сахарей [сухарей]. Аленушке дала повесмо, а дочери одну рученьку в поле прясть.

И вот они пригнали в поле. И говорит неродная сестра, мачехина: „Сестричка Аленушка, давай поищемся“. Она говорит: „Давай“. И стали искаться. Стали искаться: Аленушка стала прибаукывать [прибаюкивать]: „Усни, говорит, глазок, усни, другой; не слышь, ушко, не слышь, друго“. И вот она уснула. Они с братцем закусили сухарей и начали работать — прясть. Аленушка скрычала на помочь: „Слетайтесь ко мне, галки-вороны, прясть“. Кто прядет, кто на просни свиват, а Буренушка на рога мотат. И вон оне опряли и будют сестрицу домой. „Пойдем, говорит, сестрица, на дворе-то вечер“. Она им отвечат: „Вы опряли, а я не опряла. Меня мама будет ругать“. — „Ну, говорит, ладно, опрядем когда-нибудь, погонимте“.

Пригнали оне домой. Аленушка подает тальку, а родная дочь подает рученьку непрядену. Она ее, обозлилась, начала бить, родная мать. Наутро будит другу доч [„ч“ твердое] и Аленушку с Ванюшкой. Своей дочери дала блинков, а Аленушке с Ванюшкой сухарей. Аленушке дала два повесма, а своей дочери повесмо.

Пригнали в поле, она и говорит: „Давай, сестриченька, поищемся“. И начали искаться. И она ее начала прибаюкивать: „Усни, глазок, усни, другой; усни, ушко, усни, другое!“ Оне встали, закусили сухарей с Ванюшкой, и начала Аленушка прясь, помочь созывать: „Галки-вороны, слетайтесь на помочь“. Слетелись. Кто прядет, кто на просни свиват, Буренушка на рога мотат. Опряли, подошли сестричку неродную будить. „Погоним, говорит, сестричка, домой, вечер на дворе“. Она и говорит: „Вы, говорит, опряли, а я не опряла“. — „Ну, говорит, ладно, опрядем когда-нибудь“. Пригнали домой, Аленушка подает две тальки, а родная дочь — повесмо непрядено. Она на нее обозлилась и начала ее бить. На друго утро будит третью дочь свою. Своей дочери напекла пирожков мягких, а Ванюшке с Аленушкой сухарей опять дала. Дала Аленушке три повесма прясть, а дочери своей два.

Пригнали в поле. Она и говорит: „Давай сестричка, поищемся“. А у мачехиной, не у родной сестре, было три глаза, три уха. „Ты, говорит, меня, сестрица, ищи, прибаукывай“. Она начала ее прибаукывать: „Усни, глазок, усни, другой; не слышь ушко, не слышь друго“. А у ней было три уха и три глаза. Она и не знала. Потом им было голодно с одными сухарями. Они взяли подоили Буренушку и похлебали молочка, и стали сзывать на помочь прясть. И созвали галков-ворон: и кто прядет, кто на просни мотат, а Буренушка на рога мотала. А неродная сестра ухом одним слышала и все видела. Вот они ее подошли будить домой. Разбудили, говорит: „Пора домой, сестриченька“. И оне пошли домой. Пришли домой. Аленушка подает три тальки, а родная дочь подает два повесма непряденных. Мачеха обозлилась и начала ее бить. Она говорит: „Ты не бей меня, а бей Аленушку. Это, говорит, не Аленушка пряла, а помочь она созывала“.

Мачеха обозлилась. „Давай, говорит, мужик, Буренушку зарежем“. Мужик говорит: „Не надо. Это, говорит, отказала Аленушке мать“. Мачеха загнала мужика, велит резать и резать. Старик согласился. Начали ножи вострить, котлы воды греть. Аленушка вышла, начала плакать: „Буренушка, хотят тебя резать. Ножи вострят бурлатные [булатные], котлы кипят немецкие“. Она говорит: „Ну, не плачь, Аленушка, мою кровку разлей подо всеми трюми [тремя] окошечкими. Мое ушко посади под середним окошечком“. Вышел старик корову резать. Аленушка взяла чашечку, налила крове, разлила ее подо всеми окошечками, а ушко посадила под середним окошечком. Насолили целу кадушку мяса.

И вырос сад большой, и под середним окошечком колодец хороший. Ехал барин и говорит: „Кто бы мне из этого сада вынес яблочка, водички, то я из этого дома взял бы девчонку замуж“. Мачеха услыхала и послала родную дочь за яблокими и за водой. И она вышла, стала черпать воды — и вода стала спущаться ниже и ниже; стала яблоков рвать — оне выше и выше. Потом послала другую дочь. Другая дочь стала черпать воды — и тоже она стала ниже и ниже. Стала рвать яблоки — оне выше и выше. Послала третью дочь. И третья дочь стала черпать — вода ниже и ниже. Стала рвать яблоки — они выше и выше. Потом она пошла сама, мать. Яблоки выше и выше. Она взяла кочерьгу и не достала кочерьгой. Стала черпать воды — вода ниже и ниже. Она взяла крюк — и крюком не достала.

Послала Аленушку. Аленушка взяла блюдечко — ей падают яблоки в блюдо. Стала чайной чашкой черпать воды. Вода стала выше. И подала ему пить, и он напился. И говорит: „Будь [почти: бучь] моей невестой. Приеду за тобой скоро я“. И вот нарядили Баби-яги доч [„ч“ твердое], посадили за стол, а Аленушку положили под колоду. Приехал жених. Посадили с невестой рядом, а мачеха пекла блины.

Подбежала к окошку собачка: „Хам, хам, Аленушка под колодой лежит, а Баби-яге дочь за столом сидит“. — „На, пес-псище, блинище, уйди от окошка!“ Барин маненько понял, чего собака лаяла. Подошел к окошку петушок и запел: „Кику [!], Аленушка под колодой лежит, а Бабе-яге дочь за столом сидит.“ — „На, пес-псище, блинище, уйди от окошка!“

Царь [потом поправилась] жених понял в чем дело и пошел на двор под колоду. Вынул ее [Аленушку] из-под колоды, умыл, нарядил, и сели на тарантас и поехали. И за ними и сад, и колодец, и кадушка мяса, и жеребеночек Алешенька, и братец Иванушка. Приехали к жениху. Аленушка говорит: „Эх, братец Ванюшка, забыла я в бане колечко с мыльцем. Пошел [пойди] возьни, только мыльца не лижи“. Он пошел и мыльца лизнул, колечко повесил на рожок и бежит козелком. Сестра удивилась, испугалась, начала его ругать. А ее муж отвечает: „Не ругай, не брани, будет он у нас гулять по саду, и мы будем его покоить“.

Прожили оне немного. Мачехина дочь родная и говорит: „Пойду, говорит, навешшу сестричку Аленушку“. Потом пришла она. Увидал царь и привязал ее к седлу — и всю растрепал. Пошла другая сестра навешшать, и эту привязал к седлу и растрепал. Пошла сама мачеха с последней дочерью. Нашла дочерину ногу. Говорит: „Это доченькина кочерыжка“. Потом нашла руку. „Это, говорит, доченькины грабельки“. Потом нашла голову. „Это, говорит, доченькино помельце“.

Потом пришла она к дочери, а мужа нет у ней. Он отлучился нахоту [на охоту]. Потом она подошла к Аленушке и говорит: „Пойдем, говорит, Аленушка, в свеженькой водичке в речке искупаемся, а моя дочь посидит в дому“. Пошли они купаться, и привязала она ей на шею камень и утопила ее. И сама пришла свою дочь уложила на кровать.

Приезжает домой царь. Видит, что у нас стоит сад не зеленый? Взошел он избу. Видит у него барыня больная. И вот она говорит: „Зарежь ты козлененочка, мне охота козлиного мяса“. Козелок услыхал и говорит: „Барин, барин, пусти меня на реченьку, кишочки промыть, твоей барыне почище поесть“. Он его пустил.

Он пришел на речку и заплакал: „Аленушка, сестриченька, хотят меня резать“. Она вымырнула и говорит: „Братец Иванушка, мне вылезти нельзя. На мне, на шее тяжел камень висит, мое сердце люта змея сосет.“ Козелок обратно пошел домой. Барыня говорит опять: „Зарежь его“.

На другой день козелок опять стал проситься на речку. Барин догадался и послал слуг за нём [за ним] следом же. Подошел козелок к речке и заплакал: „Аленушка,сестриченька, хотят меня резать. „Братец мой, Ванюшка, мне вылезти нельзя. На шее тяжел камень висит. Сердце люта змея сосет“.

Слуги подкрались, Аленушку вытащили, веревку с шеи сняли и повели ее домой. Козелок обрадовался, вперед их побежал. Потом прибежал домой и начал прыгать: стульчик со стульчика. А барыня и говорит: „Я говорила, что ты его зарежь. Видишь, вон он сбесился“. Барин глядит на сад — сад зазеленел. И тут ввели Аленушку. Барин обозлился, с кровати мачехину дочь согнал, привязал ее к хвосту, к седлу и ее растерзал. Пришла мачеха и мачеху привязал к хвосту — и ее растерзал. И все ее кости на огне сожгли, и все колдоство [так!] ее сгорело. Иванушка опять обратился переньком [пареньком]. И стали жить-поживать, добра наживать.

 

 


...назад              далее...