«Исправление ленивой»

(Записали А.И. Исковяк, В.Г. Смолицкиц в c. Фоминки 29 июня 2001 г. Сообщила Н.С. Чеснокова, 1932 г.р)

Жили-были Иван и Улита. Иван домашними делами занимался, по хозяйству,

а Улита больше всё лежала только: ленивая была баба-то.

Вот Иван поехал оесной на свою полосу пахать. Вспахал, потом засеял. Улита в поле не бывала. И вот пришло время убирать урожай. Иван сходил, значит, на свою полосу, посмотрел - урожай созрел, пора убирать:

- Ну вот, давай, Улита, выходи зажинки делать. Зажинать пора.

Ну-от, проводил Улиту. Оставил ее там. Сам домой отправился. Улита до позднего вечера не являлась. Потом идёт. Пришла, значит. - Иван спрашиват:

- Ну, как, Улита, много ли нажала?

- Четыре четыря, пятый растопыря.

А раньше ведь все в десятки-т клали: десяток клали, верхним накрывали. Растопыривали, вернее, к верху этими срезами. «Ну, - он подумал, - четыре десятка, пятый растопырила».

На второй день опять Улита пошла. Опять приходит вечером. Опять:

- Ну как, Улита?

- Опять четыре четыря, пятый растопыря.

Ну, верит ей. На третий день уж он считает: «Уж там пора бы всё выжать. А она всё растопырила. А она все ещё ходит - жнет». И вот он решил проверить. Приходит. Смотрит: четыре снопа нажато, пятый растопырен, и она в холодке спит. Голову под снопы - и спит. Вот уж он тут не выдержал и решил ей проучить её. Принёс, пока она спала (а она целый день спит), принес лагунок. «Лагунок» — у нас раньше называли чугунно ведерко такое с дёгтем: колёса, оси мазать, колёса у телег надевались на оси и смазывались. Вот он её обстриг и дёгтем вымазал голову ей. Она не чувствовала, так и спала до позднего вечера.

Когда уж солнышко упёрлось ей в одно место, она встала, значит, схватилась за голову, небось почувствовала что-то не так - и руки-то в дёгте, и не поймёт, что с ней случилось. Дождала, так-то идти-то стыдно - светло, дождалась, когда уж смеркалось. Идёт. А он заперся кругом, Иван. Она стучится. Он:

- Кто там?

-Я!

- А кто ты?

- Да ты что, Иван, не узнал что ли? Это я!

- А кто ты?

- Да Улита!

- Не-ет, - поглядел в окно. - Моя Улита не брита. А ты, - дескать, - брита.

Так он ей и не открыл. Ну она со слезами уселась на завалинке. Ревёт. А в селе-то у них была церковь. И вот в эту ночь ехали разбойники церковь грабить. И оне наткнулись на эту Улиту. Да.

- Ты что, тётка, плачешь?

- Да вот так и так. Вот меня муж не пускает.

- Ну он почто тебя не пускает?

- Вот видишь, со мной что случилось?

- Ну, ладно; поедем с нами.

Поехали, значит. Церковь была где-то в середине села. Подъехали. И вот взомали запоры и её на колокольну присели:

- Вот сиди здесь и молчи. Ну, а мы пойдём тебе пряников принесём.

Ну вот, она сидит на колокольне, ждёт, когда ей пряники принесут, а оне обокрали, что им надо было, загрузились и уехали на тройке. Она сидит. Светать начало. А их всё нету.

А там, кто первый-то открывает, не знаю, пономарь или дьяк; там дьячок, дьяк и поп были, священник. Три. Вот пономарь идет открывать церковь. И он поднимается на колокольню, звонить собирается. Она уж слышит шаги и кричит:

- Идёте?

Его как громом ударило. Он оттуда вперекувырдашки! С лестницы-то. И к дьячку, нет, к дьякону:

- Там Пресвятая Богородица объявилась.

- Да ты что? Не может этого быть!

- Серьёзно, я тебе говорю. И спрашивала меня, дескать: «Идёте?» Ну вот, пойдём быстрее.

Вот оне подались. Стали подниматься. Опять туда. Она опять услышала. Опять:

-Идёте?

И этот в перекувьфдашки оттуда, кувырком - за попом. Вот пришли:

- Батюшка, там такое у нас. Пресвятая Богородица объявилась.

- Как объявилась?

- Да вот так вот. Вот спрашиват нас. Мы поднимаемся, а она спрашиват: «Идёте?»

А накануне-то дождик прошёл. Лужи везде были. А поп только хромовы сапоги сшил. Ему уж больно их жалко было: по лужам-то идти. Они его понесли в этих новых сапогах. Ну вот. Несут и туда поднимают. Она обратно услышила и опять:

-Идете?

Оне, уж тут их трое, оне уж осмелели:

-Идём.

Да-а.

- Несёте?

- Несём. - Оне несут попа-то. - Несём!

Перепугались, руки-то опустили. Она уже спрашивала, да уж это-от она спрашивала два раза их: «Идёте?» А тут уже: «Несёте?» Его и опустили, и он оттуд дует! И его уронили, и сами-то за ним следом!

Ну вот; а уж па улице рассветало. Народ уже стал просыпаться. К церкви начали собираться. К обедне. Обедню что ли гам с утра-то служат? Вот. А она сидит тама. О-о, а тут: «Пресвятая Богородица объявилась!». Ух! Все село нарядились. Все собрались, скружились (встали в кучку). Когда уж рассветало совсем-то, развиднелось, смотрют: да ведь это Улита, а не Богородица, на колокольне-то сидит.

Ну, вот (я уж конец-то…). Ивана пристыдили, что он её не пустил. Ну, вот, уговорили его. И он Улиту принял обратно. Бриту.

 

 


...назад              далее...